Положение рабочего класса в России. Берви-Флеровский В. В.

В продолжение Воспоминаниям о Первой Мировой (в меньшей степени) и Специфике сегодняшних дней (в большей). Адресовано неофитам, только-только вступившим на путь войны всех против всех.

Для того, чтобы прочесть книгу эту Берви-Флярковского, Карл Маркс выучил русский язык — по ней, собственно, и учил. Оно того стоило: статистический материал, используемый автором, перемежается с личными наблюдениями. Общих слов в книге нет: если у Берви написано про Ленские рудники, значит он там был, видел, разговаривал. Если анализируются типы хозяйств (помещичье, фермерское и крестьянско-общинное), значит, будут практические примеры.

И, конечно, язык. «Положение рабочего класса в России» — книга, написанная отличным русским языком. Ядовитым, колючим, острым, интересным.

ПОЛОЖЕНИЕ РАБОЧЕГО КЛАССА В РОССИИ

НАБЛЮДЕНИЯ И ИССЛЕДОВАНИЯ Н. ФЛЕРОВСКОГО

Санкт-Петербург
Издание Н. П. Полякова
1869 год

ГЛАВА I

Работник бродяга

«Ох, плохое наше житье, — слышится всюду в средней России, — земли у нас малые, оброки большие и повернуться как не знаешь; вот в Саратовской губернии или в Пермской, там житье: — земли много, паши, сколько хочешь, там и умирать не надо. Поехал я посмотреть на Эльдорадо в восточной России, но лишь только забрался в самое сердце Пермской губернии, услышал ту же песню: «плохое наше житье, вот в Тобольской губернии там житье, так житье, там и землю никогда не унавоживают. Спешу в Тобольскую губернию, но там оказывается также плохое житье и восхваляется Томский округ: «там, де, и леса изобильные, и земли неделеные». Но и в Томском округе крестьянин оплакивает свою горькую участь: «здесь земли легкие неплодоносные, — говорит он, — зима суровая, ничего не родится, вот в Кузнецком и Бийском округе там богатство — и хлеб, и мед, и лес — все в изобилии. Добрался я до Кузнецкого округа и что же? хотя бы я встретил тень довольства своею судьбою. «Зачем и дети-то у нас родятся, — кричат матери в один голос, — пусть бы они умирали скорее, нам бы легче было». Где же хорошо? спрашиваю я, наконец, в недоумении. «В восточной Сибири, там хорошо», отвечают мне. Но терпение мое достигло своего предела, я не верю более рабочему человеку, а начинаю расспрашивать образованное сословие. Оказывается, совершенно наоборот: я слышу тут одни утешительные речи. У нас, говорят, не то, что в Англии или в западной Европе, у нас нет пролетариев, здесь народ благоденствует. В восточной России похвал еще более: «у нас здесь все дешево, — повторяют мне, — и хлеб, и мясо, у нас здесь народ не умирает с голоду, голодных мы здесь не видали». Чем дальше в лес, тем больше дров, в Сибири похвалам нет конца: «у нас здесь, — говорят мне, — не то, что у вас в России, здесь голодных не водится, народ ржаного хлеба и есть не станет, курные избы здесь неизвестны, народ живет чисто, а ваших российских называет лапотниками — презрительное название, данное народом, который никакой другой, кроме кожаной, обуви не носит. Если же хотите посмотреть на богатство и роскошь сибирского рабочего, то поезжайте на золотые промыслы. Когда рабочие возвращаются с промыслов, они кутят так, что и нашему брату не всегда удастся так позабавиться, нанимают музыкантов, устилают улицы кусками ситца и в один день издерживают сто или двести рублей. Бывают случаи, что один работник получит при расчете за лето восемьсот рублей и через месяц не имеет ни одной копейки из этих денег». Много я слушал подобных рассказов, но одно мне показалось подозрительным, что все эта панегиристы народного благосостояния в один голос повторяли, что у нас рабочего человека необходимо сечь, что без розог ничего не сделаешь. Где розги, там рабство, грязь и бедность; розги и благосостояние две вещи несовместимые: человек, пользующийся благосостоянием, не позволить себя сечь; человек, которого секут, никогда не будет пользоваться благосостоянием, потому что он будет грязен и нравственно унижен. — Окончательно запутавшись в лабиринте противоречивых рассказов и взглядов на дело, я отправился на золотые промыслы, чтобы посмотреть на действительность и с нитью личного наблюдения добраться до истины.

[…]

PS. Подобные наблюдения в очередной раз подтверждают, что высказывания русским народом (да и нерусским тоже) собственных упований на нечто, находящееся где-то, где их нет, и куда они никогда не поедут, напоминает технологию «народного маркетинга» с точностью до наоборот. Как это было в советские времена на моей памяти.

«А вот на Западе шьют брезентовые палатки, вот, это — настоящие палатки – сами разворачиваются, сами натягиваются, готовы выдержать волну после термоядерного взрыва. А вот наши совсем не умеют шить брезентовых палаток для народа – мокнут, рвутся, падают при малейшем ветре. Но мне сват подарил СЕКРЕТНУЮ военную палатку, которые наши выдают только СПЕЦИАЛЬНЫМ агентам, которых засылают ТУДА…»

По прошествии лет тридцати, все дружно начинают хаять все современное и вспоминать о том, какие чудо-палатки продавались в магазинах «Рыболов-охотник». И так до бесконечности…