Письма Герхарда | Сон о удачной торговой операции

Я когда вот тут писал «Это будет последняя запись о снах: и сам чужих снов не люблю слушать, и другим свои редко поэтому рассказываю», приврал, конечно. И в открытую записывал их, так и предваряя: снилось, мол. И завуалировано: вроде как в жизни было, а если внимательно присмотреться, сразу и поймёшь: врёт, подлец, не было же. Снилось, поди.

Короче. Снится мне позавчера сон. Длинный и детализированный, как я люблю. Детали и начало, пожалуй, опущу, они к основному сюжету отношения не имеют. Про трёхэтажную дачу ничего не скажу. Про то, как мы в мою машинку сели всемером, и ещё место осталось. Про дедусю с газетой. Про то, как пытались преодолеть крутой спуск, а потом назад всё-таки выехали и пешком пошли. Да, вот с этого места самый сок. Его занесу для памяти.

В общем, едем мы в одно интересное со слов соседа место, который под это дело своих детей взял и жену. Очень красивое место, и источник там вполне себе святой. И это всё благолепие воооон там, за оврагом. А так как на машине овраг преодолеть не удалось — глубок и отвесен — пошли тогда краем. Километра полтора крюк вышел. И как-то все в дороге порастерялись, кто-то раньше вышел на намеченную точку, кто-то позже. Мы вот с соседом позже.

Пришли, а там вместо родника и красоты начало 20-го века и салун на манер тех, что в фаллауте можно увидеть. Одноэтажное здание, плоская крыша, крылечко, глухая деревянная дверь. Тяжёлая. И подозрительного вида барышни.

Нам бы обрадоваться, а мы нет. За своих опасаемся: где хоть они? Явно уже внутри помещения. Ну, зайдём, раз так.

Зашли. Точно как в фаллауте: истёртые полы, пыль-мусор, люди стоят у стойки и пьют что-то. И коридор длинный.

В конце коридора дверь. Входим, а там практически баня. Но не в смысле русской там бани или сауны, а такая баня, как греки любили. Терма. Стоят люди в одеждах, разговоры разговаривают на иностранных языках и на нас искоса посматривают. По манере одеваться — индусы, по языку на турков похожи. А судя по выражению лиц — купцы-головорезы. И бороды окладистые. И какие-то товары на столе лежат, явно на продажу. Небольшие, но ценные.

Они фразами лениво перебрасываются, а мы стоим как истуканы. Потому что заговори вот сейчас по-русски — всё, спалились. Всё-таки начало 20-го века, капитализм, нравы ещё не устоявшиеся.

Вдруг слышу, сосед меня толкает и говорит что-то вроде:

— Астиш мымамбурак верости?

Я, разумеется, переспрашиваю:

— Верости?

А он радостно кивает головой:

— Стымбуло верости! Актим верес перентип доллари.

И я медленно начинаю понимать, что он придумал для спасения ситуации. Раз уж мы чужаки, будем делать вид, что мы совсем уж чужие чужаки. Может, у них иностранцев не трогают.

А сосед продолжает:

— Доллари на ну?

И я машинально отвечаю:

— Ононо доллар, ононо рубли! Виктум в машине, бардачок силум.

А сам на товар смотрю и смутно понимаю, к чему он клонит. А тот в товар пальцем тычет и радостно произносит:

— Эндулион двадацаты век! Фистуматиум доллари — дадим расписку!

И я понимаю: ну ничего себе он придумал! Мы не только обманываем этих турков насчёт своего происхождения, но и товар сгребём сейчас весь подчистую, а дадим им расписки. И уйдём отсюда богачами, каких свет не видывал. Ещё бы: товар хороший, годный, забесплатно, а ещё и новёхонький.

И я радостно говорю:

— Эшкут! Фармантьян! Эстимейт ручка энд бумага!

Достаю из кармана ручку. Достаю бумагу. Вижу, как у туркоиндусов глаза загорелись в надежде надуть зелёных новичков, ищу глазами первого, с кем мы заключим контракт. Они-то думают, что из-под земли нас достанут, а мы в 21-й век краем оврага фьюить, и поминай, как звали.

И тут начинает орать будильник.

До того было обидно, что оборвалось так глупо, что даже и сейчас жалко. Удалась ли нам эта операция или наоборот — в овраг нас кинули — никогда теперь и не узнать, дичи беето.