Письма Герхарда | Влажные жаркие заманчивые папоротники в дебрях

Diver

Среди влажных заманчивых папоротников, в дебрях мха и осколков перегнившей коры высоких и рукастых деревьев, которые зеленью возносятся в синеву прекрасного неба, лежит увядший, коричневый, но в тоже время по своему жизнерадостный листочек дуба. Идеально симмертичный, как радуга, и бурно думающий в своем плачевном положении. Почему он поменял цвет и опал как никому не нужный корнеплод с уборочной техники? Почему в разгар лета он должен лежать и гнить под печальными, как казалось ему, лучами серого солнца, которое так и наровит убить все что попадается ему на пути? Он не мог понять смысла такого существования: вот вроде бы ты только появился на этот не очень лицеприятный свет и должен уже лежать на земле, ожидать пока тебя кто-нибудь растопчет. Он не нашутку загрустил. И казалось, вот вот проступит кристально-чистая но такая горькая слеза через его маленькие поры около конца стебелька, что эта горечь в слезе могла бы разложить, разъесть как кислота милионы миров. Еще чуть чуть, еще одна маленькая грустная мысль и он заплачет, зарыдает как дете, хотя он уже тысячелетний старик. Ничего. Старикам тоже можно поплакать…

* * * * * * * * * * * * *

Почему вот он поменял цвет и упал, как никому не нужный корнеплод с уборочной техники, этот славный лист дуба?

Что отыщется в дебрях мха, если бережно ввести туда, допустим, палец?

Почему так тревожат мою опалённую радикулитом душу слова про «влажные заманчивые папоротники«? Что заставляет меня втиснуть в этот законченный было уже образ нескромное «жаркие«? Разве бывают они, эти самые папоротники, жаркими? Кажется первоначально, что и не бывает, но только что и кажется.

Нужно только напрячь память, вообразить урок биологии и слова Галины Александровны Русановой о том, как выглядит цветок папоротника на самом деле.

И вот это ещё слово бы подбавил: «брызжет«. Пусть даже и в контексте корнеплода.