Могилка у него хорошая, ухоженная; холмик земляной, а на холмике песочком крест высыпан, и конфетки у изголовья лежат — карамельки в пёстрых бумажках, три штучки. Вокруг ни кустика — всё-всё вырублено, а сверху клён закрывает — уютно, поди, так лежать.
А крест — старый, деревянный. Чужой крест.
Когда его хоронили, про крест как-то никто не подумал. Ну и ладно, взяли чужой — так делают. Сначала ведь деревянный воткнут, а после на постоянный меняют, или там из мраморной крошки — кто побогаче. А то вообще — плитой гранитной прижмут. Старый крест тогда, понятно, в сторонку — весной сгорит, с венками, с ветками, пластиковыми бутылками, прошлогодними листьями.
Нашли поблизости этот чужой крест, воткнули, и всё. Потому что всё равно нельзя сразу ничего с могилой делать: пока она осядет, укрепится — о-го-го времени пройдёт.
Потом кто-то поблизости железный памятничек установил и шёл после мимо новёхонький крест выкидывать за ненадобностью. Смотрит: ой, старый какой, некрасивый, серый уже крест-то. Ну-ка, поменяю. Этот жёлтый, смолой пахнет — прекрасный крест, и сколочен ровно. Послужит ещё.
Так и лежит — в месте, где не думал оказаться более, подле человека, которого чурался; под чужим крестом, и соловей ему поёт всякую ночь — там, чуть в стороне у соловьёв гнездо. Летом, разумеется, поёт, а как в другое время, не знаю — я там бываю только летом.