Партизанос. Глава I.

Друзья, сегодня мы публикуем первый абзац романа ПАРТИЗАНОС.
Глава первая, в которой партизаны разбивают партизанский лагерь и налаживают нехитрый партизанский быт.
Миновав заброшенную баскетбольную площадку, головной дилижанс большого партизанского обоза, растянувшегося по сельве на добрых пару миль, наконец остановился. Запряженная цугом шестерка великолепных породистых тапиров нетерпеливо грызла супонь и безуспешно пыталась сбросить с себя натершие спины потники. Ловко соскочив с козел, дед Лукьян стеком поправил съехавший набекрень цилиндр и шутливо распахнул старенькую поцарапанную дверцу видавшего виды тарантаса:
— Станция Партизанская, конечная! Поезд дальше не идет, просьба освободить вагончики!

Второй абзац романа ПАРТИЗАНОС.
Отец Ферапонт, возведя очи к небесам, зашептал молитву во благо процветания будущей нелегальной стоянки, и только доктор нервно теребил свою сказочную бородку.
— Видите ли, Федор Михайлович, здешняя местность более чем болотистая, чревато желтой лихорадкой… Конечно, гаррига* дает определенный порцион кислорода, но… Не лучше ли все-таки поискать парамос*?
Пушкин потер ладонью небритый подбородок и еще раз огляделся.
— Болота мы осушим, Петроградский что-нибудь придумает… Отряд, слушай мою команду! Всем спешиться и немедленно приступить к созданию базового партизанского лагеря! Радиста — срочно ко мне! Холмогоров, заводи свою музыку!

*гаррига — заросли вечнозеленого кустарника
*парамос — высокогорныи луг

Избранные места из романа.

Командир набрал в Yandex.ru фразу «Бить фашиста настоящим образом» и решительно нажал «НАЙТИ!» На экране немедленно появилось 23 240 документов. Утерев доб под фуражкой, командир принялся методично читать.

Трижды ударил колокол и из репродуктора рявкнуло: «ВНИМАНИЕ! Минералку привезли!» Партизаны, тяжело стеная, с трудом поползли к бочке.

— Что трезвому канава, то партизану магистраль! — орал Подопригора. — Держись, Олеся!!!
Юная партизанка на водных лыжах метко стреляла из ППШ по офигевшим фашистам.

Оглядев диковинную зверюшку, партизаны почесали репу:
— Ежонок, что ли?
Колобок мрачно сплюнул:
— Хорошо хоть в любовный роман не попал!..

— Я музыкант! — сердито воскликнул Кугачёв. — Я пою революцию! А вы… Вы до-мажора от ля-бемоля не отличите!
Лукьян перекрестился и от всей души врезал музыканту между глаз.

— Кугачёв, — коротко мотнул гривой артист. — А это супружница моя. Пиркорова ей фамилия. Тоже лауреат и всё такое.
Трофимов озадаченно посмотрел на рыжую:
— А чегой-то у вас фамилии разные? Разведённые что ль? Вы смотрите, у нас тут с этим строго!
Кугачёв испуганно перекрестился:
— Как можно! У нас филармония, а не бардак!

Олеся задумалась:
— А ЛОЖИСЬ — это короткая команда?
Командир засмеялся:
— Эх, Олеся… Это вообще не команда. Это ПРОСЬБА!

Оглушительно гогоча, партизаны прикрепили к письму снимки с последнего празднования Дня Победы, вставили адрес hitler[собака]reihstag.de и нажали кнопку «ОТПРАВИТЬ».

Раненый простонал:
— Дохтур, лучше пристрелите меня… Очень уж нутро печёт!
Фельдшер хмыкнул:
— Ишь ты, герой! Пристрелите его! А я так и ходи в фелшерах? Нет, брат, шалишь! Мне для диплома ещё одна полостная нужна и ампутаций парочку хотя бы. Ну, и вскрытие, разумеется. Ты ёд-то пей, пей. Ёд, он полезный!

— Чего уставился? — недовольно буркнул фотограф, оторвавшись от треноги. — Фотокарточек наделаем, да по хатам раскидаем: нехай фашист тешится! А как ослабнет, гад — тут-то мы его тёпленького и оприходуем… в рот ему ноги! Верно говорю, Олеся? Работаем, работаем!

Олеся стыдливо потупила глаза.

Лукьян услужливо развязал кисет: «Ты моего отведай, мой с вишнёвым листом! Баба наготовила — зиму перекантуемся.»
Рябой неторопливо вынул из-за обшлага френча трубку, постучал ею о пенёк и задумчиво вздохнул: «А я вот вдовец…»

— Ишь, интеллигэн выискался! — сверкал золотым зубом особист. — Тебе чего, лопухов в лесу мало? Тебе зачем листовки дали???
Молдаванин шмыгнул носом.

Массовик отряда Трофимов замахнулся шахматной доской и завопил отчаянным голосом:
— Уйди, гадина ненасытная! Настольный теннис слопал, патефон сожрал, волейбольных мячей 5 штук, и всё мало?! А клюшки для гольфа, а спасательный круг, а «Морской бой» по 15 копеек? Чем воспитательную работу проводить прикажешь? Не дам шахматы, уходи!
Слон ухмыльнулся и вытянул хобот.

Лукьян брякнулся на колени: «Я ж почистить только… Царь-батюшка, это не то, что Вы думаете! Я сейчас всё объясню!..»
Вырвав корону, Николай потянулся за ППШ.

— И на сколько ж такого хватает? — молдаванин опасливо покосился на ската.
Подводник хмыкнул:
— Сытый когда — часа на 4. Хошь — «Коминтерн» слушай, а хошь — «Маяк». Ёмкий, падла, попался.

Подопригора рыкнул: «Партизанская ррррррумба!!!», и на сцену выскочили Лукьян в гимнастёрке с бантами на рукавах и Лукьяниха в коротенькой юбчонке. Заиграл баян.

Генератором болотоосушительной машины были высокий партизан Зябликов и маленький партизан Салазкин, старательно крутившие педали велосипеда-тандема

Лукьян тронул лямку вещмешка:
— Ну, засиделись мы. Что, косые, домой?
Послышался весёлый хруст моркови. Лукьян хмыкнул и налег на весла.
Вечерело.

— Ты есть партизан, мы тебя расстреляйт! — брызгал слюной гестаповец.
— Какой, на хрен, расстрелять… Похмелиться бы, ваше благородие, — бормотал, зевая, Лукьян.

Лукьян аккуратным почерком записал:
«ТОТ, КТО ПЛЯШЕТ И ПОЁТ, ТОТ ПОЁТ И ПЛЯШЕТ.
А КТО ПАШЕТ И КУЁТ, ТОТ КУЁТ И ПАШЕТ.»

Отложил перо и задумался.

Партизаны сидели голодные и злые. Кодряну точил нож, насвистывая арии Фауста. Лукьян штопал валенок. Олеся тыкала вилкой крокодила и поминутно жаловалась: — Когда ж ты, гад, упреешь???

Музыканты грянули Гуно. Внесли обложенного лавровым листом крокодила на серебряном блюде. Партизаны повязали салфетки. Командир крикнул: «Приступить к приему пищи!»

Лукьян оторвался от телевизора и вздохнул:
— Вот сколько лет Пугачёвой? 50? А как выглядит! Супер! Как вот ей удаётся?
Кодряну хмыкнул, щёлкая пультом:
— А чё как удаётся? Всю жизнь на воле, хавает сплошной центряк: маргарин, повидло, пряники, тушёнку… Посидела бы месяцок на крокодилятине… О, смотри, смотри! Видал чё творится?
Лукьян плюнул в заставку «Плейбоя» и уселся поудобней.

«В нашем роду, — объяснял Кодряну, — было три поколения гинекологов. Никак не могли наглядеться. Так что, чем заняться после Победы, Олеся — не вопрос!»

Кодряну стоял у порога с вещмешком, чисто выбритый.
— Ты куда это? — крякнул Лукьян.
В МэТээС ухожу, — пожал плечами Кодряну.
— Да какой из тебя тракторист? — засмеялась Олеся.
— Так в BEE-Line у меня деньги вышли, — нехотя объяснил парень. — Прощевайте, что ли… Свидимся, Бог даст!
Партизаны притихли.
Падал первый снежок.

Партизаны застыли у рации.
— Ну, что там? — беспокойно спросил Лукьян.
— Фууу, еле поймал, — расплылся в улыбке Трофимов. — Лабковский-то теперь в 01.00, а мы и не знали…
Эфир «Эха Москвы» сквозь скрипы и завывания эфира наконец пробился с Большой Земли..

Однажды деду Лукьяну поступил тревожный звонок. Но Олеся поменяла деду Лукьяну мелодию, и теперь к нему поступают только веселые звонки!

Партизаны, взявшись за руки, медленно кружили вокруг костра.
— Что это за танец? — шепнул Аджмир.
— Твист,- неуверенно ответил Трофимов.
— Партизанский твист, — поднял палец вверх Кугачёв.

Глухонемой партизан Толубеев жестами и мимикой пересказывал любопытному бабуину сюжет к/ф «Волга-Волга». Старый морской волк боцман Головко плёл из лиан швартов.
Выходные в отряде тянулись мучительно долго.

«Какой партизан выйдет из леса сам, получит 4 рейхсмарки, а кто приведет еще 1-го, тому 5 рейхсмарок», — прочел Лукьян плакат и сплюнул: вчера давали по 20.

Над Рекой тянулась сизая полоска тумана.
Близилась Последняя Зима.