«Закономерность закономерности рознь. Например, я сижу на работе и пью вино. Пью я его легко и открыто, не смущаясь никаких сотрудников и их завистливых взглядов. И начальство – а оно на посту – заходит ко мне в комнату и лакомится. Иногда. Я позволяю. Иначе – что я буду за человек? Однако стоит мне уйти на улицу на воздух дышать, чтобы глаза немного отвыкли от прямоугольных форм монитора, чтобы подышать внешним воздухом, чтобы посмотреть на великолепные машины с Проспекта Мира – как меня начинает разыскивать всё то же самое начальство. А на слова администратора Иры, мол, вышел на угол воздуху подышать, начальство брезгливо подергивает плечами и говорит: «Бухать что ли пошел!? А он нам нужен!!». И караулит. И караулит. И вот, вот – я пришел, розовощекий, запыхавшийся, с горящими глазами, а оно, начальство, говорит мне, выскочив из коптерки, с хитрецой в голосе: «Ну, что? Подышал?». «Именно! – говорю я, — там великолепно!». И начальство начинает всматриваться в очертания моих карманов, вслушиваться в мое дыхание, нервничать и вздрагивать. А я пуст! Я пуст и светел! Нет у меня даже жевательной резинки, ничего нет! Вот он я – наг и чист пред начальники, счастлив и запыхавшись. И они уходят, глядя на меня с неприязнью, глядя на меня с некоторым удивлением: «Что ж ты, собака, нас так расстроил!?». А я всегда буду таким, говорю я. Теперь и в следующие континуумы, навсегда я буду таким и вечно! И ухожу к себе в комнату. И достаю из-под ремня на спине пакет вина. И пью его мелкими глотками, зная, что со мной ещё четыреста тысяч лет не случится ничего страшного. И мне делается хорошо.
Заходит ко мне начальство, и я его угощаю, угощаю, угощаю, и слышно, разве что, как в глубине коридора оно, обрадованное и свободное после моих гостей, распекает попавшегося с пивом менеджера. Мол, что ж ты, сука, делаешь! В рабочее время! Вот посмотри на Сафонова! И он идет и смотрит. А я и его угощаю. Потому что мне хорошо. Хорошо мне.»